Глава 2

О том, как прославился Урал, разгромив и уничтожив царя Катила, и даровал людям свободу.

Урал со старшим братом вдвоем,

Считая дни, месяцы, годы,

Где через черный бурелом,

Где через горы, а где бродом —

Двигались вместе одним путем;

Ехали так, и в один из дней

Там, где проворный бежит ручей,

Повстречали они старика

С белой бородой до земли.

Посох большой тот держал в руках.

Братья к старику подошли,

Почтительно поздоровались с ним.

Приветствием ответил он им.

Куда и откуда идут они,

Старец расспрашивать стал у них,

Обо всем — куда, почему —

Рассказали братья ему.

Впал в задумчивость тот. Потом

По бороде провел рукой

И, указав на распутье дорог,

Разговор повел такой:

«Перед вами лежат два пути:

Налево пойдете — вас впереди

Смех, веселье беспечное ждут.

Там, забот и вражды не зная,

В полном согласии живут:

Волки и овцы на вольных лугах,

Лисицы и куры в густых лесах,

Птицу Самрау всем сердцем чтут,

Не едят мясо, кровь не пьют —

Смерти дорогу не дают.

Вот такая там есть страна.

На добро отвечать добром —

Обычай в краю благодатном том.

А направо пойдешь — вдоль дороги всей

Только слезы и плач людей.

Жестокости и скорби полна

Та горемычная сторона.

Царь коварный Катил в ней правит,

Кровь живую пьет у людей.

Всюду увидишь там груды костей —

Вот что ждет, коль пойдешь направо».

И рассказ такой услыхав,

Обычаи здешние разузнав,

Двое братьев — Шульген и Урал —

Жребий бросили меж собой,

Каждый участи лучшей желал.

И жребий братьям выпал такой:

Младшему — налево идти,

Старшему — направо идти.

Каждый сам сделал выбор свой.

Но Шульген не согласен был: —

Про старшинство ты мое забыл!

Знай же: налево я пойду, —

Стал настаивать он на своем.

И правым Урал пошел путем.

Шульген отправился левым путем.

Правой Урал поехал дорогой.

Была она и трудной, и долгой;

Много рек он переходил.

Много гор он перевалил,

Покуда не добрался до склона

Горы, поднявшейся до небосвода.

Там старуху он повстречал:

Рубцами и шрамами испещрена,

Кровью запекшейся обагрена

У старухи была спина;

Кожа висела на ней клоками,

Словно изодранная волками;

Чернели ее обнаженные ноги.

Как у кур, ворошащих мусор;

Точно трава, что стужей убита,

Желтизной ее щеки покрыты;

Как у коры, что лишилась сока,

Мясо на бедрах ее иссохло.

Точно наросты на дереве старом,

Выступали буграми суставы.

Рядом со старухой Урал

Красивую девушку увидал.

На солнце сильно она загорела,

Волны волос укрывали тело;

Словно выточена из ствола

Ясеня, была стройна.

Страха иль стесненья полна,

Пряталась за старухой она.

Как у насытившейся дичью птицы,

Грудь ее выпуклою была.

Глаза были дивно хороши,

Как озеро, блещущее сквозь камыши.

Вся она нежна и чиста,

Тонок, как у пчелы, ее стан.

К ним-то и подошел Урал.

«Вы не пугайтесь меня, — сказал,—

Издалека я сюда пришел.

Был мой путь и крут, и тяжел;

Когда покидал я родительский дом,

Был еще я совсем юнцом;

Знайте: людей я не обижаю,

Их жилища не разрушаю.

Смерть-злодейку хочу отыскать,

Хочу я смерти ее предать.

Подойдите поближе ко мне.

Расскажите о вашей стране.

Тогда приблизились мать и дичь,

Не в силах волнении превозмочь».

К небу старуха глаза возвела

И такой разговор повела:

«Вижу, ждешь ты издалека

С думой, глубокою, как река.

Ах, егет, если б знал ты о том,

Куда дорога тебя привела,

Какие черные дела

Наш царь творит во дворце своем!

Тех, кто про болезни не знал.

Кто смерти собственной и не ждал —

Женщин, девушек и мужчин

(Стар иль млад, отец или сын),—

Велит вязать по рукам и ногам.

Лучших из них для дворца отбирает;

Раз в году народ собирает

К царским хоромам на майдан.

Ну, а дочка Катила-царя

Выбирает себе жениха.

Девушек царь выбирает сам.

Тех, что остаются лотом,

Приближенные падишаха

В собственный забирают дом.

Остальным — место в мире ином;

Девушки смерть находят на дне

Озера. А егеты — в огне.

В честь себя и отца своего,

В честь приближенных своих,

В честь дня рождения своего,

В честь Тэнгри раз в году

В жертву людей приносит Катил.

Десятерых я имела детей —

Мать несчастная средь матерей.

Сожгли из них у меня четверых,

Утопили в воде пятерых.

Мой старик того не стерпел,

Горе такое снести не сумел,

И, не ведая, что творят.

Не боясь, что будет убит,

В ярости позабыв о страхе.

Бросился на людей падишаха.

И несчастного в тот же день

Прямо перед глазами моими

Закопали живьем в могилу.

Осталась при мне лишь младшая дочь.

Рады бы и ее уволочь,

Оторвать от матери чадо,

Поглумиться были бы рады.

Только в лес и сбежала с ней.

И таких, как я, матерей,

Беглецов много бродят здесь —

Горемычных скрывает лес.

Добр ты, по всему, сынок,

Знаешь цену тяжких дорог,

Потому дам тебе совет;

Возвращайся скорее домой,

Уходи из земли нашей злой!»

«Через реки и через горы

Шел сюда я не дни, а годы.

Много разных дорог прошел;

Если Смерть не найду я тут,

Ту, что черной бедой зовут,

Если ей голову не размозжу,

Мир от Смерти не освобожу,

Мне Уралом не зваться вовек!» —

И, такие слова сказав,

Попрощался с ними Урал,

На льва своего вскочил, и стремглав

Во дворец, где жил царь Катил,

Лев его поскакал что есть сил.

Так проехал Урал немало,

И такое пред ним предстало:

Словно от матери одной,

Все обличил одного —

Все нагие, унылой толпой

Друг за другом люди стоят,

Каждый ни мертвый, ни живой,

Выстроились за рядом ряд.

Мужчины от женщин отделены.

Кто противится хоть слегка.

Тех прислужники тычут в бока.

Не жалеют своих кнутов —

Бьют нарушивших стройность рядов.

К ним-то и подъехал Урал.

Только взглядом успел обвести

Площадь, как в шагах тридцати

Он другую толпу увидал.

Там, проливая горючие слезы,

Под криками, полными угрозы,

Онемевшие от испуга,

Жестами объясняясь друг с другом,

Стояли, к сердцу прижав детей,

Толпы отцов и матерей.

К ним скорее Урал поспешил.

«Что происходит тут?» — спросил,

Рассказал о цели своей.

Тому, что Урал им говорил,

С жадностью внимала толпа.

Выступил старик и к Уралу

Обратился с такими словами:

«Все обличье твое, егет,

Разговор твой и гордый вид

И что едешь на льве верхом,

Яснее ясного говорит

О том, что ты из чужих краев.

В нашем царстве свой у нас царь.

Средь прислужников — свой главарь.

Люди самых разных родов

В этой толпе, нет которой конца.

Каждый год в день рожденья царя,

В честь его матери и отца,

В честь колодца, чьею водой

Ребенком омывали царя,

Он приносит в жертву людей.

Утвердился обычай сей —

У владыки есть Черный Ворон —

Он со знамени смотрит гордо.

Ворону набивают утробу

Каждый год в этот день особый.

Видишь хищных птиц? Сюда

Прилетели они неспроста.

На холме расселись они —

Знают: будет для них еда.

Когда в колодец бросят, и там

Девушки, захлебнувшись, умрут,

Извлекут их тела, по холмам

Воронам на съеденье швырнут.

Вот эти связанные егеты

Приведены изо всех родов.

Дочь царя ежегодно тут

Выбирает из них одного;

А затем царь Катил рабов

Отбирает для дворца своего.

А затем уж дворцовая знать

Жертву для Тэнгри начнет выбирать…»

Не успел старик договорить,

Гостю горе свое излить,

Как на троне золотой

Появилась царская дочка —

Четыре раба под каждым углом

Держали трон ее важно и прочно.

Ну, а следом за этим троном

Шел один из приближенных.

Вот дошли до толпы, говорят:

«Стойте прямо, держите ряд!

Или не видите — царская дочь?!

Что ваши лица темны как ночь?» —

Крикнул один из них, говорят.

Тех, кто строй людской нарушал,

Плетью хлестали, говорят.

Вот царевна сошла на майдан,

Медленно прошла по рядам,

Где средь прочих мужчин и Урал

В ожиданье немом стоял.

От ряда к ряду шла дочь царя,

Но искала избранника зря.

Наконец она подошла

Туда, где безмолвно Урал стоял,

Глаза свои на него подняла

И взгляд царевны оттаивать стал.

Яблоко в руки дала ему,

А прислужнику одному

Без промедления приказала

Во дворец проводить Урала.

Вновь неспешно села на трон —

Тут же рабами был поднят он.

Ко дворцу его понесли,

Высоко оторвав от земли.

— Дочь царя избрала любовь,

Будет жених у царевны вновь! —

Средь прислужников шум и гам,

Гул и ропот по всем рядам.

Оттеснили собравшихся прочь.

Кто-то сказал: «Ко дворцу иди,

Ждет тебя там царская дочь,

Счастье ждет тебя впереди».

Потом какой-то молодец

Взялся его проводить во дворец.

«Ты стал нашим зятем!» — льстиво кричал

И хлопал дружески по плечам.

Но Урал с ним не согласился,

К царской дочери не явился.

«Я с обычаями ее знаком.

Посмотрю, что будет потом,

Ну а там, может быть, пойду,

Если написано на роду», —

Слуге спокойно ответил Урал.

Сброд дворцовый в ответ зароптал.

К дочери царской помчались рабы,

Расшибая в усердии лбы.

Царь тоже себя не заставил ждать:

Его окружала ближайшая знать;

А четыре царских батыра

Путь пробивали властителю мира.

На дивном троне, несомом рабами,

Ехал сам владыка Катил.

Как взбешенный верблюд, он был,

Как кровожадный хищник, он был.

Кровью глаза его замутились,

Веки тяжкие отвалились,

В гневе злобен и неукротим,

Страх внушал он всем видом своим.

Хребет, как у жирного кабана,

Ноги толстые, как у слона,

С отвратительным животом,

Подобным саба-бурдюку с кумысом.

И в испуге пред ним народ

До земли свою голову гнет.

Обошел всех владыка гневный,

Отбирая в рабы молодых,

Одних — для работы повседневной,

Для жертвоприношения — других.

Обойдя весь передний ряд,

К другим он перешел, говорят.

Стал тут девушек выбирать,

К красавице одной подошел, говорят.

Прислужника к себе подозвал,

— Зубы осмотри, — произнес.

Проливая потоки слез,

Прикрывая лицо рукой,

Замерла девушка перед бедой.

Руку ее отвел Катил,

Грудь девическую схватил,

Стан и бедра ее ощупал.

По талии похлопал грубо

И сказал: «Для дворца сойдет.

Пусть других моя челядь берег.

Сколько нужно — стольких берите,

Никто на вас не будет в обиде».

Приближенным своим повелел:

«Других в честь матери моей,

В честь колодца, водою чьей

Меня омывали, принесите в жертву!»

Так промолвил он, зубы ощерив.

А тем временем дочь царя

Появилась и на Урала

Раздраженно и гневно напала:

«Выбрала я тебя, молодец, —

Почему ж не пришел во дворец?

Яблоком дала тебе знать,

Что ты должен мне мужем стать.

Слову ты моему не внял.

Перед слугами и рабами

Опозорил, в краску вогнал».

Дочери слова услыхав,

Царь Катил с трона сошел:

«Из какого ты рода, егет,

Что опозорил дочь на весь свет?»

И поспешным шагом к нему

Подошел, роняя слюну.

Подойдя, продолжал, браня:

«Эй, егет, или ты про меня,

Про то, что зовусь Катилом я,

Про то, что в этой стране моей

Я не то, чтобы только людей,

Но и птиц, насекомых, зверей,

Даже тех, кто лежит в земле, —

Всех держу под пятой своей,

Разве не ведаешь ты, злодей?

Если выбрала дочь тебя,

Что стоишь, свою жизнь губя?»

«Я еще такого царя

И обычаев таких,

Чтоб резали так людей живых,

И не видел, и не слыхал,

Хоть и много земель повидал.

Я Смерть-злодейку по свету ищу,

За всех смертных ей отомщу;

Ваших порядков я не боюсь,

Смерти коварной не страшусь;

Если Смерть нагрянет сюда,

Если с нею придет беда,

Если захочет напуститься

Не только на человека — на птицу,

Я не буду стоять в стороне —

Убить ее предназначено мне!

Вот посмотрю на обычай твой —

Смысл в нем добрый или же злой,

Мыслями своими тогда

Поделюсь откровенно с тобой».

Дерзость такую услыхав,

И узнав, что Урал тут — чужой,

Приближенные всей толпой,

Злым обласканные Катилом,

Видя, что тот для дочери милой

Чужака хочет мужем взять,

Черной завистью стали вскипать.

Гнева царь Катил не сдержал,

Так своей дочери сказал:

«Не томись-ка тут понапрасну,

Выбирая такого глупца.

Не поводи на такого и глазом,

Лучше иди в покои дворца», —

Так поучал свою дочку он.

«Тех, кто на жертву обречен,

Не заставляйте ждать, — приказал. —

Девушек утолите в воде,

Егетов сожгите в огне,

Парня этого, заковав,

Приведите потом ко мне!»

Так четырем батырам велев,

На трон взошел он, смиряя гнев.

Кинулись было царские слуги

Исполнять высочайший указ —

Девушек в воду бросить тотчас,

А мужчин в огонь покидать,

Лишь только бросились слуги на них

И стали люди рыдать и стенать,

Выступил вперед Урал

И такие слова сказал:

«Из дома я вышел, чтобы убить

Смерть, не видимую для глаз.

Чтоб от нее людей защитить.

Чтобы от кровопийцы-батши,

От людоедов-дивов сластя,

Чтобы Живой источник найти.

Мертвых его водой оживить —

Вот для этого я в пути!

Когда я вижу, что злая Смерть

На сородичей руку заносит, —

Всякий, кто имя батыра носит,

Может ли молча на это смотреть?

Злодеям батыр уступит ли путь,

Их устрашится ль когда-нибудь?

Эй, отойдите прочь, рабы!

Царь, сойди с золотой арбы!

Руки развяжите парням,

Девушек оставьте их матерям!»

Царь, услышав такие слова,

Кровью налился, багровым стал,

На батыров своих взглянул:

«Если сам себе смерти он ищет,

Точно хлеба — бродяга-нищий,

Смерти лицо покажите ему,

Пусть запомнит мою страну!» —

Царь свирепо отдал приказ.

Четыре батыра явились тотчас

Шерстью медвежьей покрыты они,

Ростом батыры дивам сродни.

Сказали: «Будешь бороться иль биться?

Выбирай, чтоб потом не казниться!»

«Подумайте-ка сначала о том,

Как бы вам не погибнуть самим!

Зверя посильнее себя

Отыщите-ка вы, друзья!» —

Так с издевкой Урал произнес.

Хохотали батыры до слез:

«Значит, батыра тебя сильней

Не было и нет на земле?»

Вместе со всеми и царь Катил

Злобным хохотом исходил.

Нужных слов он не находил,

В черной ярости проговорил:

«Крови жаждет душа его.

Приведите быка моего,

Опору и мощь моего дворца,

Пусть он примерно накажет глупца!

Вы же, батыры, не троньте его».

Услышав слова царя своего,

От страха весь народ задрожал —

Жалость у всех егет вызывал.

— Ох, пропадет, пропадет егет! —

Говорили; плача навзрыд.

А тут и дочь Катила стоит:

«О, отец, во имя любви

Без причины его не губи!

Не ты ль позволил по воле своей

Жениха выбирать себе?

Этого парня я избрала,

Нареченным его назвала.

Из-за тебя не смогла я с ним

Поговорить как с мужем своим.

Умоляю: во имя любви

Жениха моего не губи!» —

Так молила она отца.

На молящие те глаза

За слезой набегала слеза.

Но отец не стал ее слушать,

Не смягчил свою черную душу.

Исполинский явился бык,

Скреб он землю, копытами бил,

Слюну свою ядовитую лил.

Подошел к Уралу тотчас,

Не сводя с него страшных глаз,

И, слегка поведя головой.

Рык из глотки исторг громовой:

«На землю не стану тебя кидать.

Буду сушить тебя на рогах,

Пока ты не превратиться в прах

И не станешь по ветру пылью летать!»

«И я тоже тебя губить

Вовсе не собираюсь, бычок.

Чтоб на землю тебя свалить,

Тратить силы не стану, бычок.

Знай, нет существа на земле.

Кто бы был человека сильней.

Не только ты — все потомки твои

Станут отныне рабами людей».

Слыша обидные те слова,

Бык со злостию встрепенулся

И стремглав на Урала метнулся.

Чтобы вскинуть его на рога.

И сейчас же его Урал

Схватил за рога и крепко сжал;

Как тут бык не пыхтел, не старался,

Как ни бился, ни вырывался,

Освободиться сил не нашел —

По колени в землю ушел.

От жестоких потуг у быка

Из пасти черная кровь потекла.

Верхний зуб его отлетел,

Обессилел бык, ослабел.

Изнемог — устоять не сумел.

Увидав такое, Катил

И все, кто рядом с Катилом был,

В изумленье пришли, говорят,

Каждый замер, страхом объят.

Урал от слов не отрекся своих,

Быка свирепого оставил в живых:

Вывернув ему рога.

Увязшего вытащил из земли.

У быка все четыре копыта

Раздвоились тогда, говорят,

Были песком и грязью забиты.

Кровью затекли, говорят.

Урал:

«Рога, которые я согнул,

Кривыми останутся навсегда.

Пасть, из которой вылетел зуб,

С прорехой останется навсегда.

Надвое треснувшие копыта

Не зарастут — пребудут такими,

И у детей твоих копыта

Навеки останутся двойными».

— Нападайте со всех сторон! —

Катил батырам знак подает.

Те метнулись тотчас вперед:

«Если от рук наших смерть найдешь,

В какую яму твой труп забросить?

Если случится, что не умрешь,

В какую страну твое тело забросить?»

Так одни из четверых

Уралу с издевкою сказал.

Но тот не испугался их.

На великанов этих Урал

Ринулся, разгораясь огнем:

«Подходите все вчетвером!

Силу батыра, что ищет Смерти,

На себе, батыры, проверьте.

Если умру я в ваших руках,

Тела бросьте льву моему;

Коль хватит сил меня одолеть.

Закиньте к живому роднику.

Если ж в руки мои угодите,

Мотыльками в небо взлетите.

Закинуть вас куда и кому?

Когда дивов я искрошу,

Воду живую захвачу

И по пути поверну сюда.

Где, скажите, я отыщу

В муку превращенные ваши тела,

Душонки пустые, что мать вам дала?»

Слова Урала вызвали смех.

«Коль тебя хватит на нас на всех,

Если сможешь нас победить,

На спину каждого уложить.

ЕСЛИ смерть от тебя найдем,

Можешь нас бросить перед царем», —

Так с насмешкой они отвечали

И затем на Урала напали,

Насмерть схватились с ним, говорят.

Одного тут Урал схватил

И в царя швырнул что есть сил;

Остальных же троих заодно

Перед всеми растер в толокно.

Затряслась земля от того —

И царь, и вся прислуга его,

Как и четыре великана,

Пылью рассеялись над майданом.

Матери, исходившие плачем,

Отцы, что горем были охвачены,

Дети, связанные по рукам,

Все это видели, говорят.

Шум повсюду поднялся и гам.

К Уралу сбежались все, говорят.

Ко дворцу подъехал Урал,

Весь народ у дворца собрал.

Тем, кто спрятался или сбежал,

Возвращаться домой приказал.

Выбрав старшего средь остальных,

Лишь собрался покинуть их,

Как в движенье пришел круг людской,

Стали рядить все и судить.

Выступил из толпы старик,

Стал такие слова говорить;

«Егетом истинным ты оказался,

Ничьих угроз не испугался.

Сердце великое у тебя,

Сила могучая у тебя;

Нас жалеючи и любя,

Ты явился сюда, батыр!

Та, что вызвала гнев царя,

Та, что столкнула с ним тебя,

И тем самым спасла всех нас

На годы долгие — не на час —

Наша царская дочь была.

Нам счастье и волю добыла она.

Вспыхнув нежным к тебе огнем.

На спор пошла со своим отцом;

В жены ее ты возьми, егет,

Оставайся с нами, егет!»

Услыхав такие слова,

Видя, что едина молва,

Решил жениться на ней Урал.

В жены царскую дочь он взял,

Погостить тут решил, говорят.