Сегодня исполнилось бы 85 лет Расулу Гамзатову, дагестанскому поэту. Он родился 8 сентября 1923 года. Писал на аварском языке. В его произведениях ярко прослеживается национальный фольклорный колорит, даны образы гордых горцев, которые чтят заветы дружбы, национальные традиции. Русским читателям широко известны сборники его стихов и поэм "Год моего рождения", "Высокие звезды", "У очага", "Остров женщин", "Колесо жизни", лирическая повесть "Мой Дагестан". Многие известны нам в замечательных русских переводах Якова Козловского, Николая Гребнева.

"Творчество Расула Гамзатова - явление изумительное, - пишет народный поэт Башкортостана Мустай Карим. - Оно - радостное открытие неведомого и удивительно близкого мира души аварского народа. Он воспел такие думы и порывы своей земли, которыми живут и другие люди, в других городах и долинах. Особенно радостно бывает узнавать у других народов те обычаи и традиции, тот опыт и те чаяния, которые близки твоему народу...

Расул Гамзатов с самого начала понял эту истину. Он воспевает те черты своего народа, которые сближают его с другими, а не отдаляют. И поэтому его творчество стало близким, нашим..."

Крепкая дружба связывала Расула Гамзатова и Мустая Карима. "Хорошо, что ты рядом, Мустай, верный друг и поэт настоящий!" - воскликнул однажды Расул.

Гамзатов бывал в Башкортостане, гостил у Мустая Карима в его родном ауле Кляш, стоял у подножья Девичьей горы, спускался к тихому озеру Акманай. Родичи и земляки башкирского поэта прониклись уважением к поэзии, уму и личности дагестанского поэта.

"О творчестве Гамзатова писали и пишут много и достойно, - рассказывал Мустай Карим. - Я хочу добавить только несколько штрихов к картине, имя которой - народная любовь к поэту.

В каких краях Башкирии я не бываю, повсюду, после обычных расспросов о житье-бытье, я слышу имя моего друга:

- Есть ли вести от Расула?

- Есть, - говорю я, - иначе бы я был грустен".

Расул Гамзатов никому не давал повода грустить. В день восьмидесятилетия, в 2003 году, тяжело больной, он продолжал работать и признался в интервью:

- Не писать стихов - это самое суровое наказание, которое может выпасть на мою седую голову. Поэтому использую каждый час, отпущенный мне всевышним, чтобы оставить на бумаге новые строки. Только что закончил работу над поэмой "Время и дороги". О чем она? О жизни. Можно сказать, былое и думы.

Расул Гамзатов был больше чем поэт. Вот как он передает содержание беседы при встрече с тогдашним главой государства Владимиром Путиным:

- Разговор был серьезным. Говорили о Чечне, о ситуации в арабском мире. Сказал о наболевшем. В частности, о том, что в советские времена религия была отделена от государства. Теперь церкви и мечети к нему присоединили, зато отделили культуру и искусство. Как трудно стало издавать книжки или пробиваться на театральные подмостки, если нет финансовых покровителей. Кажется, он воспринял мои слова.

Мне неизвестно, написал ли мемуары Расул Гамзатович. Если создал, то там, несомненно, отразился эпизод, как он и Мустай Карим побывали в гостях у опального Вячеслава Михайловича Молотова. Рассказ об этом самого Мустая Карима мы постараемся передать своими словами, поскольку он занял бы много места.

В марте-апреле 1966 года состоялся XXIII съезд КПСС. Накануне открытия съезда вечером в гостиницу "Минcк", где жил делегат Мустай Карим, позвонил Расул Гамзатов.

- Давай к одному человеку в гости поедем, - говорит.

- Куда? К кому? А приглашали?

- Нет, без приглашения. Мы с ним в больнице целый месяц в соседних палатах лежали. Поедем, как здоровье, узнаем.

- Кто же это?

- Молотов.

В то время Молотов, участник "антипартийной группы", был уже давно отстранен от всех высоких должностей. Имя его год от года поминалось все реже. Однако интерес к этой личности не пропал, в стране он считался умным и основательным. Конечно, встречи с ним в определенных органах не одобрялись.

Вспоминает Мустай Карим:

"Нас встретил 76-летний крепкий старик и таких же лет живая, быстрая в движениях, худощавая старушка. Белое лицо Вячеслава Михайловича казалось несколько одутловатым, лоб стал еще выше и еще шире, но волосы не совсем поседели.

Открытость и привлекательность хозяйки быстро помогли освоиться. Хозяин сдержан, своих чувств не высказывает, но, судя по поведению, гостям рад. Сели. О житье-бытье, о здоровье расспросили. О себе мы сообщили, что делегаты съезда. "Хорошо... хорошо, - одобрил Молотов". - Но никаких чувств на лице не отразилось...

Полина Семеновна Жемчужина и нас слушает, и по столу хлопочет, и в разговор словечко вставить успевает:

- А ты, Расул, заранее не предупредил, вот хозяйку в неудобное положение и поставил. Ничего у меня на стол нет, кроме как всухомятку.

Она быстро накрыла к чаю. Стол, действительно, не из богатых: хлеб, сыр, тонко нарезанная колбаса и большая коробка конфет. Из маленького бочонка, который, оказывается, Расул принес в прошлый раз, налили в графин вино, Вячеслав Михайлович сходил в соседнюю комнату и вынес бутылку знатного французского коньяка.

- На Новый год один знакомый дипломат несколько бутылок прислал. Выходит, и на вашу долю осталось.

- И конфеты оттуда же, - вставила хозяйка.

И вино, и коньяк Молотов пил с ними вровень. От рюмки к рюмке наши языки становились все вольней, все резвей, а у него как был на тормозах, так и остался. Ни у мужа, ни у жены даже словечка жалобы не вырвалось... Когда разговор житейских дел коснулся, узнали мы, что сам Молотов 80 рублей пенсии получает, Жемчужина - 120.

- На шее у Полины сижу, - пошутил хозяин. И - уже серьезно: денег нам двоим вполне хватает..."

Огляделся Мустай Карим по сторонам. В доме особенного убранства нет. Допотопные железные кровати, простые столы, простые стулья. Даже телефонный аппарат не стоит на столе, а висит.

Вот как, оказывается, жил и продолжает жить один из самых высоких еще недавно руководителей страны. И самых авторитетных.

Гости засиделись до двенадцати часов ночи. Перед уходом пламенные тосты произносили за здоровье Вячеслава Михайловича, за здоровье Полины Семеновны. Один тост Расул так завершил:

- Теперь все место делят, кто, мол, первый ленинец. А сегодня первый ленинец вы, Вячеслав Михайлович. И никто другой. За вас!

Молотов возразил:

- Прости, Расул, тост твой принять не могу. Пожалуй, неправильно это будет - ленинцам номера ставить. Каждый, кто в рядах партии, - ленинец. Или же... не ленинец.

- Тогда без номера, - поправился Расул.

Выпили.

Мустай Карим поднял тост за Полину Семеновну, большевичку, безвинно виноватую, через муки и лагеря прошедшую, но не потерявшую силу духа, зоркость ума, тонкость души, особую чувствительность женщины.

Тост Молотову понравился.

- Давай, чувствительная большевичка, за твое здоровье, - впервые улыбнулся Вячеслав Михайлович.

В прекрасном состоянии духа Расул Гамзатович и Мустай Карим отправились в гостиницу. А наутро первый секретарь обкома партии Зия Нуриев устроил Мустаю скандал. Оказывается Семичастный (был такой деятель) в свою очередь ему разгром устроил: мол, ваш делегат Мустай Карим с Расулом Гамзатовым накануне съезда к "антипартийному" на квартиру пришли, да еще и рассуждали, кто ленинец номер один, а кто номер пять. Оказывается, их беседу с Молотовым через каменные стены прослушивали от начала до конца. Не на шутку встревожился Зия Нуриев. Стали ждать решения Брежнева. Председатель КГБ Семичастный при Нуриеве и Даниялове (первый секретарь Дагестанского обкома партии) доложил о поступке Мустая и Расула Леониду Брежневу.

А тот неожиданно спросил Семичастного: "Неужели у вас нет заботы поважней, чем похождения двух поэтов?"

Вот так и закончилась история о том, как Расул и Мустай в гости к Молотову ходили, чай пили и беседовали.