Из личной переписки легендарного Салавата Юлаева сохранилось лишь одно письмо, да и то в переводе на русский язык.

Находка этого письма в 1940 году и первая публикация на русском языке принадлежит известному краеведу Петру Ищерикову. В примечании он пишет: "Публикуемый впервые перевод письма Салавата обнаружен в Башкирском научно-исследовательском институте языка и литературы имени Мажита Гафури среди копий документов подлинного следственного дела о Салавате и Юлае, хранящегося в Московском архиве ЦИК РСФСР (Дело N593. О Пугачевском бунте, стр. 342). Найдено по сообщению Гнедкова и при содействии директора института т. Хамматова. Приводится с соблюдением полностью стиля и орфографии оригинала - перевода".

Через десятки лет к истории письма Салавата Юлаева обратилась кандидат наук Инга Гвоздикова, ни разу не упомянув, однако, о первооткрывателе Ищерикове.

Как же появилось это уникальное письмо?

25 ноября 1774 года национальный герой башкирского народа Салават Юлаев был схвачен царскими карателями на территории нынешнего Салаватского района. По требованию Екатерины II его направили для допроса в Москву. После допросов 1 мая 1775 года Салавата доставили в Уфу, где должно было быть продолжено дознание.

Салавата Юлаева поместили в здание уфимского магистрата, специально переоборудованное под тюрьму. В одиночной камере его приковали цепью к стене, приставили караул. Зарешеченные окна каземата выходили в сторону базара.

5 мая 1775 года Салавата с пристрастием допросили. Но для того, чтобы собрать против него как можно больше компрометирующих материалов, уфимские власти решили направить переводчика канцелярии Третьякова в те места, где он воевал.

Салават хотя и томился в одиночной камере тюрьмы, но каким-то образом знал о всех распоряжениях начальства по своему делу. Видимо, ему сочувствовали и помогали. Иначе как объяснить, что в камере у него были чернила и бумага?

Узнал Салават и о поездке порученца для собрания улик против него у "верных старшин и лучших людей". Он принимает решение обратиться к своим людям, оставшимся на свободе. Предупредить, чтобы они сами уклонялись от дачи показаний против него и других предостерегли.

Слог письма трудный, но в изложении понятный. Салават пишет, чтобы старшины в справках "напрасно на нас не показывали", что "заводы выжигали и сражение делали" по приказанию Пугачева, что одного русского и чувашина повесили по указу атамана Белобородова.

"Нас же не опасайтесь. Мы... на народ никакого показания не делали, а делали оному благополучия", - уточняет Салават. Но предупреждает, что если против них "что либо покажут", то и "мы покажем, что знаем Все их дела нам небезызвестны".

Письмо предназначалось соратнику Салавата пугачевскому есаулу Абдрашиту Алкееву, помощнику старшины Сартской волости, который имел большое влияние на окружающих, в том числе и на возможного доносчика, недоброжелателя Аблязи Саккулова, который многое знал о деяниях Салавата.

Сначала все складывалось хорошо. Салават Юлаев из окна своей камеры, выходившей на базарную площадь, увидел своего дядю, сотника Бала-Катайской волости Сагыра Утяшева. Через окошечко в двери он просит караульного солдата Якима Чудинова передать письмо дяде, который стоит у дверей магистрата. Якиму он пояснил, что просит у родственника денег на харчи и рубашек. Часовой пожалел колодника, тем более что был тогда "несколько пьян" и передал письмо башкиру. Сагыр Утяшев не смог сразу выехать из Уфы. Он попросил своего знакомого Муххамета Кучукова доставить письмо по адресу, тем более что он собирался в те края. Тот согласился, но, встретив на пути из Уфы карательный отряд, вытащил письмо и отдал командиру, не дожидаясь обыска. Вместе с письмом его доставили в Уфу. В провинциальной канцелярии были шокированы, поднялась тревога, генерал Фрейман взбешен. По его указанию разыскали Сагыра Утяшева, солдата Чудинова, который назвал свой поступок "глупостью". Утяшева, Кучукова допросили. Они сказали, что письма не читали, а о просьбе прислать белье и денег на пропитание узнали со слов солдата. Сам же Салават Юлаев на допросе сообщил, что писем никаких не писал. Письмо им не подписано, нет даты и адреса. Любой, кто владеет языком, мог его написать.

Из-за того, что письмо Юлаева не дошло до Абдрашита Алкеева, Аблязи Саккулов действительно стал доносчиком, главным свидетелем обвинения. По его показаниям в приговоре по делу Салавата были добавлены две деревни - Лак и Юлаево. В каждой из них он был подвергнут наказанию по 25 ударов кнутом.

3 октября 1775 года Салавата Юлаева и его отца Юлая Азналина под усиленным конвоем отправляют на каторгу в Рогервик (Балтийский порт).

У многих может возникнуть вопрос: а что же случилось с женами, детьми Салавата? Ведь 25 февраля 1775 года на допросе он показал, что "три жены его и два сына взяты в плен" и где находятся ныне - не знает.

Сохранившееся письмо Салавата Юлаева от 7 мая 1775 года, написанное в уфимской тюрьме, проясняет некоторые детали. К находившимся на свободе бывшим боевым соратникам и родственникам он обращается с просьбой защитить интересы его семьи. Он пишет следующее: "О женах и детях подайте в Оренбурге доношение, прописывая то, что родственницы наши их к тому не научали, и так посему б их освободили. А когда сего реченная губернская канцелярия сделать не может, то б представила в Сенат, чтоб государевые рабы у подчиненных в услужении не были. Детей же лета пропишите. Такого же указа, чтоб от лишенных жизни семейства отбирать, действительно нет..."

Историк Инга Гвоздикова просьбу Салавата в письме по спасению своей семьи комментирует так. С болью Салават пишет, что "сына взял генерал, которых на квартире стоит у секретаря". Речь идет о генерале Фреймане, который квартировал в доме секретаря провинциальной канцелярии. Одна жена с сыном находилась под караулом у городского коменданта Мясоедова.

Об остальных членах семьи он пишет: "А прочие жены и дети разобраны большими", то есть представителями местных властей и офицерами. Историк Виктор Сидоров предполагает вполне логично, что "прочие жены" - это оставшиеся две из трех жен. Но откуда же взялись "прочие дети"? Ведь сам Салават утверждал, что у него только двое сыновей, и о них он знает. Виктор Владимирович предполагает, что "прочие дети" - это девочки. Ведь испокон веков в мусульманских странах девочку не считали за человека, а в составе семьи учитывали только лиц мужского пола. Это предположение пока никто не опроверг. А вот сколько дочек было у Салавата - большой вопрос.

Пока никто не знает имен жен и детей Салавата Юлаева, нет сведений и о их судьбе. Интересное-таки письмо Салавата сохранилось в архиве. Жаль только, что историки обращаются к нему редко.