Великий полководец, один из создателей передового русского военного искусства, генералиссимус Александр Васильевич Суворов (родился 24 ноября 1730 года) в чине генерала-поручика был в Уфе и останавливался в доме заводчика Ивана Демидова на старейшей в Уфе Большой Казанской улице (ныне улица Октябрьской революции, 57/1).

В августе 1774 года, говорится в Большой советской энциклопедии, по приказу императрицы Екатерины II Александр Суворов был направлен с войсками для подавления Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева. Но восставших разбили еще до прибытия Суворова, которому пришлось лишь сопровождать захваченного в плен Пугачева. Тем не менее ему были подчинены все войска в Поволжье, и он занимался ликвидацией оставшихся постанческих отрядов.

Будучи командующим войсками в Оренбургском крае, Казани и других местах, Суворов объезжал важнейшие пункты расположения своих войск в Самаре, Уфе, Оренбурге, Саратове.

Первое упоминание в печати о приезде Суворова в Уфу мы встречаем в "Справочной книжке Уфимской губернии" за 1883 год:

"В ноябре месяце (1774) прибыл в Уфу неизвестно с каким поручением генерал-поручик и, пробывши здесь пять дней, выехал в Саратов".

Более подробно сказано о его приезде в летописи Троицкой церкви (1871), выписка из которой содержится в восьмитомных "Материалах к истории г.Уфы" Д.С.Волкова, хранящихся в научном архиве Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН (Российской академии наук). Будучи в 1875-1887 годах городским головой, Д.С.Волков собирал материалы, чтобы написать историю Уфы. Приводим текст этого уникального документа:

"...На другой же год и именно в 1774 году в ноябре месяце, во время квартирования здесь драгунского полка, оставшегося, вероятно, после пугачевского побоища, прибыл сюда по Высочайшим поручениям Государыни Императрицы Екатерины II известный уже и тогда, а в последующее время знаменитый воин генерал-майор, впоследствии генералиссимус, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский. Квартира ему была приготовлена в доме дворянина и завододержателя Ивана Евдокимовича Демидова. Конюшни для полковых лошадей драгунского полка были устроены на берегу реки Белой, где теперь Набережная улица, близ перевоза... Приезд его светлости заблаговременно был известен и воеводе, и коменданту, потому и подготовлена была ему встреча. Но Суворов, выдав себя за своего адъютанта, в простой рогожной кибитке, проехал не в собор, где его ожидали, а прямо на отведенную ему квартиру. Воевода и комендант, ожидая его еще часа два на берегу, завидели другую повозку. С немалым страхом подошли они к повозке, рапортуя о городе и кто они таковы. Но каково было их изумление, даже стыд, когда они узнали, что рапортовали не Суворову, а его денщику, который им и объявил, что Суворов со станции поехал часа за два, он уже должен быть в городе! Воевода и комендант принуждены были явиться в квартиру Суворова, где уже не они Суворова, а Суворов их встретил с извинением.

В Уфе он пробыл пять дней и во время пребывания однажды, в ночное время, вздумал тайно осмотреть лошадей драгунского полка в конюшнях их. Об этом не извещены были не только полковой командир, даже никто не знал и из прочих чинов, да и сама свита его, кроме одного часового у конюшен, которому строго запретил объявлять об этом всякому своему начальству, ни даже товарищам. На другой день сделал выговор полковому командиру и офицерам его за то, что в кошюшнях у них нет надлежащего порядка, что такие-то лошади стоят без сена и проч. Полковой командир, усмотрев из выговора частности и мелочи, должен был заключить, что Суворов сам лично был в конюшне; ни от кого не мог узнать о времени его ревизии. За эту сдержанность часового часовой произведен Суворовым в капралы..."

Александр Суворов приезжал в Уфу и в мае 1775 года (прибыл примерно 19-го и выехал 27-28 мая, пробыв в городе девять-десять дней).

В Уфе Суворов выслушал доклад генерал-майора Фреймана о положении в Башкирии, беседовал с уфимским воеводой, ознакомился со следственными делами, которые вела провинциальная канцелярия. Действия его были направлены на ограждение уфимских чиновников, расследовавших повстанческие дела, от жестких требований Фреймана, признававшего лишь крайние карательные меры. Суворов приказал воеводе вести разбирательство, "не нанося суровости и обид, но доходить до всего без потеряния времени, подробно" и держать под стражей лишь тех, чье намерение "клонилось к возмущению и злодейству".