Среди уфимских читателей старшего поколения трудно найти человека, который не зачитывался бы романом Дмитрия Фурманова "Чапаев". В нем, как известно, помимо создания образа легендарного Чапаева писатель ярко обрисовал картины ожесточенной схватки под Уфой в июне 1919 года.

Эпизоды Гражданской войны на территории Башкирии отразили в своих произведениях писатели Константин Федин, Иван Недолин, Константин Паустовский, Роберт Паль... Но никто так ярко и правдиво не рассказал об освобождении Уфы от беляков 9 июня 1919 года, как Дмитрий Фурманов.

Ведь он сам был активным участником этих боев. Среди красноармейцев, которые первыми ворвались в город, был и комиссар Чапаевской дивизии Дмитрий Фурманов. Рука об руку с Чапаевым прошел он через многие сражения. В трудной боевой обстановке закалился, возмужал характер комиссара. Талантливый политический работник без труда завоевал горячую любовь красноармейцев и командиров дивизии. Отыскав правильный подход к самому Василию Ивановичу, Фурманов оказал на него серьезное и плодотворное влияние.

Об этом мы узнаем из романа "Чапаев", к работе над которым автор приступил летом 1922 года, а через год опубликовал книгу. В этом романе в образе Федора Клычкова узнаваем сам Дмитрий Фурманов.

Но талант писателя созревал задолго до этого. После освобождения Уфы 25-й стрелковой (Чапаевской) дивизией, потерявшей в боях много бойцов, разрешили передышку до 25 июня. И вот вечерами в насквозь прокуренных комнатах политотдела в доме на углу улиц Карла Маркса и Пушкина комиссар приводил в порядок дневные записи, которые вел в окопах, в поезде, в бою, перед боем. Многое пригодится ему потом в работе над "Чапаевым".

В Уфе Д.А. Фурманов написал буквально по горячим следам свой очерк "Уфимский бой", который в переработанном виде войдет потом в роман. Очерк был напечатан в иваново-вознесенской газете "Рабочий край" 3 июля 1919 года. Дмитрий Андреевич выбрал эту газету, потому что на Гражданскую войну он был направлен из Иваново-Вознесенска, да и в рядах Чапаевской дивизии было много красноармейцев из этого города. Так что очерк "Уфимский бой" стал своеобразным отчетом перед земляками.

"Уфимский бой" мало кому известен, а для жителей республики он представляет большой интерес, как дополнение к роману "Чапаев". Поэтому сегодня, 9 июня, в день освобождения Уфы в 1919 году и накануне Дня города, мы решили познакомить вас с очерком почти 90-летней давности:

"На нашу дивизию была возложена задача взять Уфу. Задача не легкая, ибо, как известно, Уфа стоит за широкой и бурливой рекой Белой, стоит на высоком берегу, откуда нас можно было крыть артиллерийским огнем на все стороны. Через Белую есть огромный железнодорожный мост, но по этому мосту переправа была невозможна; с одной стороны мешал артиллерийский огонь, а с другой задерживало предположение, что мост минировали. В предположении этом мы не ошиблись, мост был взорван, и один его пролет совершенно погиб в огне. Надо было действовать не прямым ударом, а как-то по-иному.

Верстах в 20-ти к северу от Уфы стоит селение Красный Яр. Против этого селения река делает выгиб и образует петлю. Эту петлю мы и использовали для операций. Сюда были стянуты главные силы дивизии, и им дана была боевая задача переправиться ночью на другой берег реки и ударить сразу по двум направлениям, чтобы отнять у неприятеля возможность сосредоточиться где-либо в одном пункте для стремительного контрудара. Другая часть дивизии расположилась у моста и имела целью здесь прорваться в город. В ночь с 7 на 8 полки у Красного Яра тихо переправились на другой берег и стали выравниваться для дальнейшего движения. Переправилась артиллерия, переправились броневики. Неприятель заметил движение наших частей и открыл жестокий огонь. На один из наших полков (Иваново-Вознесенский) накинулись разом пять неприятельских полков, но дружные и могучие, кинулись наши герои в штыковую атаку, сбили и угнали неприятеля далеко вперед.

Сам командующий армией т. Фрунзе с винтовкой в руках мчался в передней цепи и до невероятности, до энтузиазма поднял дух и без того закаленных бойцов. В этом бою он был слегка контужен.

А у моста в это время гремела отчаянная канонада. Пристрелявшийся неприятель, словно руками, клал снаряды на самые шпалы. Здесь пытался было работать специальный батальон, хотел расчистить путь к мосту и оттащить оттуда десять вагонов со щебнем и мусором, но огонь был настолько меток, пулеметы работали так крепко, что отряду пришлось отойти назад.

Здесь у моста два дня и две ночи с небольшими промежутками длилась артиллерийская канонада. Наши цепи лежали на берегу, готовые каждую минуту кинуться хоть вплавь, лишь только подойдут ближе наши части с левого фланга.

Неприятель ждал, что мы перекинем через мост по крайней мере полк. Тогда он взорвал бы мост, и нас, отрезанных, закидали бы бомбами с высокой горы. Его надежды не оправдались, на верную гибель мы свои части не переправили. Тогда ночью он взорвал шестой пролет моста и начал отступать. Наши части кинулись вдогонку. Слева уже подходили две бригады нашей дивизии и к вечеру 9-го прорвались в Уфу.

Навстречу красным войскам выходили массы рабочих и приветствовали своих освободителей. Эти встречи являются самым глубоким моментом при вступлении наших войск в очищенные местности. Тотчас же из тюрьмы выпущены были наши товарищи, которых белые еще не успели расстрелять. А сколько здесь было расстреляно красных, знают только белые жандармы да темная ночь...

Ко мне приходили представители еврейского населения и поведали всю муку, весь ужас издевательств и свирепые расправы, которые чинились здесь белыми над еврейским населением. Я посоветовал товарищам собрать весь богатый материал, дать факты, скрепить их показаниями всех очевидцев и предать самой широкой гласности.

- Мы теперь, - говорили они, - готовы перенести любые трудности и страдания, лишь бы снова не попасть в царство белых и, если бы военное счастье изменилось, - мы все уйдем из Уфы, ибо оставаться здесь все равно будет невозможно.

Когда говорили, на глазах блестели слезы радости и только что перенесенной мучительной пытки. Теперь еврейская молодежь лихорадочно создает добровольческий батальон. Эта молодежь увидела, что другого выхода нет, решила вступить в ряды Красной Армии и биться с нами вместе, плечом к плечу, против белой своры.

Когда по городу стройными рядами проходил один из наших полков, шпалерами стоявшие граждане дрожали от восторга, бурно выражали свою радость, приветствовали нас самыми теплыми словами. А одна девушка крикнула: "Мы с вами, красные бойцы, мы всегда с вами!" - и заплакала.

Стройно, гордо шли красные орлы, полные спокойствия и сознания силы. Любо было смотреть на эту статную, могучую силу. Сердце задрожало в восторге, сжимались кулаки, хотелось сделать что-то необыкновенное, хорошее, что сразу вознаградило бы их за перенесенные страдания, за безропотную тяжелую службу, за их честность и стойкость, а главное - за это величавое спокойствие, которое застыло на их измученных лицах.

Город ожил.

На следующий же день выпущена была газета, расклеены приказы и воззвания, с высоким подъемом прошли митинги, в гробовом молчании слушались лекции, с радостью шли на спектакли, концерты, где играли и участвовали красноармейцы.

Политический отдел дивизии сразу развил максимальную работу. Ни грабежей, ни насилий не было совершено, ибо в город вступили не случайные банды, а организованно вошла Красная Армия, полная сознанием революционного долга и революционной справедливости".

Дмитрий Андреевич Фурманов (7 ноября 1891 - 15 марта 1926) выступал как профессиональный писатель всего лишь около пяти лет. Он умер в возрасте 35 лет. "Для меня нет сомнения, - писал, узнав о его смерти, Горький, - что в лице Фурманова потерян человек, который быстро завоевал бы себе почетное место в нашей литературе. Он много видел, он хорошо чувствовал, и у него был ум..."

Демьян Бедный после прощальной речи произнес только одну фразу:

- Поистине символично, что в этом гробу рядом с книгой покойного лежит его сабля: в этом весь Фурманов...

Изображение клинка и книги - и на памятнике писателю-воину.